Калейдоскоп (от зимы до лета)
В феврале-марте дни рожденья наших друзей и официальные праздники следовали друг за другом так часто, что в какой-то момент Димыч возопил:
- Всё! Я так больше не могу! Мне надоело беспрерывно питаться одними тортами! Тортик – это, конечно же, хорошо, но нельзя же их есть три недели подряд!
***
Валерка Сидоров обладал невероятной способностью: он мог засыпать сидя. Чаще всего это наблюдалось по ночам. Обычно после полуночи мы играли в преферанс: Поручик с Наташенькой к тому времени заканчивали делать домашнее задание и приходили к нам в комнату. Затем желающие садились расписать пульку, а Лерыч в это же время, как правило, учил свой любимый французский. Сидел, занимался, периодически подглядывая за преферансистами, а потом, спустя какое-то время мы слышали стук упавшей на пол книги. Оборачивались – и видели, что наш сосед заснул в той же самой позе, в которой только что штудировал учебник: сидя на кровати, с двумя полусогнутыми руками перед собой. А заметно окружающим это становилось лишь после того, как книга вываливалась у Валерки из рук.
***
Стандартная расстановка кроватей в студенческих комнатах ФДС-7 была такой – справа и слева от окна стояло по две кровати вдоль каждой стены. Некоторые студенты экспериментировали для увеличения свободной площади: ставили кровати в два этажа или сдвигали их между собой.
Дабы предотвратить подобные безобразия, комендант общежития повесила на стене объявление: «Запрещается сдвигать кровати в комнатах! Администрация». Разумеется, студенты не смогли оставить это объявление висеть просто так. Слово «Администрация» было перечёркнуто красным фломастером, а вместо него было вписано «Полиция нравов».
***
Наша 104-я комната располагалась на первом этаже ФДС-7. В общежитии нашем тогда соблюдался относительно строгий режим. В полночь двери ФДС-7 запирались изнутри - загулявшим студентам было весьма проблематично попасть в свои комнаты. Из положения выходили, стучась в окна комнат первого этажа. Если обитатели тех комнат были не чужды гуманистических идеалов, то впускали опоздавших. Случалось, что и мы пробовали себя в роли добрых самаритян. Открываешь окно, впускаешь страдальца. Но в некоторые дни, а точнее ночи, подобных визитёров становилось слишком много. Тогда, выйдя из себя, мы прекращали работу нашего импровизированного запасного входа. Сколько можно? В конце концов, были же и другие окна!
***
На факультете тем временем продолжались лекции по математическому анализу. Вячеслав Васильевич Фёдоров хоть и знал свой предмет досконально, лекции читал довольно нудно. То ли аудиторию он хуже чувствовал, чем Галина Динховна, и не понимал, когда нужно сделать паузу, а когда – просто пошутить. То ли предмет читался такой, что занудности были неизбежны…
Короче говоря, лекции по матану в изложении Вячика имели ярко выраженное усыпляющее действие. Даже Костя-Матанист как-то уснул на лекции. А уж про Димыча и говорить нечего: он подкладывал под голову мягкую сумку соседа и отключался под монотонную речь Фёдорова.
Умнице Поручику однажды довелось уснуть в общежитской читалке за чтением конспектов по математическому анализу. Проснулся он, когда уже было довольно поздно и кто-то выключил в помещении свет. Первой мыслью Валерки, которая пришла ему в голову после пробуждения в кромешной темноте, была досада на Пашку-Оберста с Коськой: «Вот же подлецы! Бросили меня спящего на лекции по матану!»
Один раз девчонки принесли в аудиторию магнитофон и попытались записать, как Фёдоров читал математический анализ. Чтобы не смущать лектора, магнитофон поставили в стол. Вернувшись в общагу, наши дамы похвалились оригинальной записью. Мы все собрались и начали прослушивание. Из-за неудачного расположения магнитофона слова лектора разобрать было невозможно. Но все, абсолютно все, кто присутствовал при прослушивании, практически сразу начали зевать!
***
Как-то сидели мы с Серёжкой Питаловым в нашей комнате. Окно было раскрыто. С улицы ветерком доносило свежие весенние запахи. Обед уже давно прошёл, а ужин всё никак не думал начинаться. Короче говоря, резко захотелось есть.
Как назло, со съестными припасами в комнате наблюдался полный облом. Обшарив шкаф, мы обнаружили лишь баночку майонеза. Серёжку осенило – он куда-то сбегал и вскоре вернулся с четвертушкой «Дарницкого» в руках. Нарезав хлеб и открыв майонез, мы приступили к утолению голода. Ломоть серого, обильно политый соусом, вызывал нешуточное слюноотделение. Мы с Питаловым стояли по разные стороны стола и с аппетитом поглощали свой нехитрый полдник.
Тут дверь в комнату открылась и к нам вошла Серёжкина подруга. Увидев нас за трапезой, она почему-то разозлилась и закричала:
- А-а-а! Всё жрёте? – после чего погналась за моим соседом.
Серёжке пришлось выпрыгивать в раскрытое окно – только так он смог спастись от разъярённой фурии!
***
Весной у всех студентов начался прилив какой-то небывалой активности. Жизнерадостные кубинцы вытащили из чемоданов мячи, перчатки-ловушки и прямо перед ФДС-7 бодро практиковались в своём любимом виде спорта – бейсболе. Один бросал мячик, другой пытался поймать его большой перчаткой. Вокруг обычно собиралась толпа зевак, ведь бейсбол в Советском Союзе был практически неизвестен. А студенты с острова Свободы, гордые всеобщим вниманием, вызывались научить каждого желающего основным приёмам любимой игры.
Кубинцы, все до одного, вылетели в летнюю сессию. Парнями они были весёлыми, но вот учиться им было лень…
***
В окнах комнат, выходивших на солнечную сторону, всё чаще можно было наблюдать девушек, совмещающих полезное с приятным. Они раскрывали оконные рамы и загорали, лёжа на подоконниках с учебниками в руках, под ласковым весенним солнышком.
Самые отважные из студенток принимали воздушные ванны на травке прямо под окнами. Идёшь, бывало, на футбольное поле за ФДС-7 и видишь, что из травы кое-где выглядывают учебники или конспекты в общих тетрадках. Это девушки готовятся к сессии, попутно приобретая благородный бронзовый загар.
Мы же всё чаще выходили на поле за нашим общежитием поиграть вечером в футбол. Приятно было побегать за мячиком после долгого сидения на занятиях. Лучше всех среди нас играли Поручик и Зелёный. Я носился быстро, но весьма бездарно, не мог толком остановить мяч, а уж попасть им в ворота мне удавалось лишь по большим праздникам. Зато удовольствие от игры в футбол испытывал всегда. Набегаешься вечером, плюхнешься без сил в кровать, закроешь глаза – а перед внутренним взором продолжают мелькать чьи-то ноги, бьющие по мячу. Мозг всё никак не может остановиться – и продолжает играть в футбол с невидимым противником.
В «Балатон», фирменный магазин возле корпусов ФДС, в тот год завезли кипрский виноградный сок. Двух видов: красный и белый. Стоил он весьма дорого - аж рубль двадцать за пакет. Но пился этот сок – как настоящий божественный нектар! Густой, терпкий, насыщенный – нам, привыкшим к советским виноградным сокам, кипрский продукт сразу же пришёлся по вкусу. И после футбола часто кто-нибудь бегал по всей общаге – собирал со знакомых по двадцать копеек. Шестерых «пайщиков» как раз хватало на пачку сока. Каждому доставалось немного, но зато как приятно было пить эту кипрскую амброзию!
Потом сок этот закончился в магазине и больше никогда я не видел его в продаже. А жаль!
***
В то лето проходил финал чемпионата Европы по футболу. В ФДС-7 стараниями некоторых активистов был устроен тотализатор. На пятом этаже в коридоре на стене прикрепили большой лист чертёжного ватмана с расписанием матчей. Все желающие могли сделать ставки.
Затем, когда начались матчи, участники тотализатора спорили до хрипоты, обсуждая, как правильно начислять очки: сколько полагается за угаданный исход, а сколько – за точный счёт футбольного матча.
В тот вечер, когда сборная СССР обыграла в полуфинале итальянцев со счётом 2-0, фанаты футбола ликовали. Самые неудержимые раздобыли где-то советские флаги, а так же флаги футбольного клуба «Динамо» (Киев) и с громкими криками обошли с ними несколько раз вокруг главного здания МГУ. Даже милиция оказалась на высоте – не чинила ликующим студентам ни малейших препятствий в их импровизированном шествии.
***
Как-то народ не выдержал испытания тёплой погодой и решил отправиться купаться прямо в Москве-реке. Все были молодыми и глупыми, поэтому никакие экологические страшилки никому в голову даже не приходили. Захотелось искупаться – значит, идём и купаемся!
В воду заходили прямо с каменной набережной у Ленинских гор. Накупавшись, Наташенька вылезла из воды и принялась агитировать остальных подниматься на берег. Только мы с Зелёным каким-то образом ускользнули от её зоркого взора. Но вскоре и нам не повезло.
- Ребята, а что вы тут делаете? - спросила Наташенька у нас с Зелёным, когда мы плюхались в воде у самой набережной. Я хотел сказать «отмокаем», но мозг в автоматическом режиме уже успел придумать иной вариант и дать команду рту, что породило совершенно неуместный, хотя и забавный вариант ответа:
- Мочимся!
***
На входе в ФДС-7 обычно дежурили бабушки в синих халатах. Работа вахтёра довольно скучна и развлекались эти женщины тем, что бдительно наблюдали за студентами, а потом судачили между собой, обсуждая, кто с кем гулял и кто сколько пил.
Как-то, волею случая, Димыч был вынужден просидеть у входа в нашу общагу длительное время, ожидая кого-то. Так вот, благодаря репликам бабушек-вахтерш он столько услышал обо всей нашей компании, сколько не смог бы разузнать за год обучения!
Однажды летом, в день моего рождения, после длительной вечерней прогулки по Ленинским горам возвращались мы большой компанией в ФДС-7. Настроение у всех было весёлым, не смотря на сессию. Прогулка всех взбодрила, поэтому захотелось подурачиться. Шуточки внутри компании никого уже не могли удивить, поэтому решили пошутить над вахтёршами.
Первый вошедший держал дверь, а остальные, со скорбными минами на лице вошли в общежитие двумя шеренгами, держа на плечах тело товарища. Роль тела исполнял я, поскольку был одним из самых невысоких, а вдобавок ко всему – ещё и именинником, что казалось мне особенно смешным в данной ситуации.
Наша скорбная процессия медленно продефилировала мимо бабушек. Но реакция вахтёрш была до обидного мала. Бросив лишь один взгляд на нашу компанию, одна женщина пробормотала что-то типа "Эх! Как мальчика-то прихватило", но с интонациями, как во фразе "Пить меньше надо!". Вторая и вовсе проигнорировала наше появление. Шутка не удалась. Вероятно, бабушкам доводилось видеть сцены более впечатляющие, нежели наша немудрёная пантомима…
***
Иногда люди испытывают непреодолимое желание написать что-то на столах или стульях в общественных местах. Результаты их действий часто видны на скамейках в парках по всему белому свету. А некоторые особенно бесшабашные натуры умудряются оставить свой след даже там, где, казалось бы, это невозможно сделать. В величественном соборе Вестминстерского аббатства на коронационном троне более двухсот лет назад какой-то хулиган вырезал ножом незамысловатое: «Здесь был П. Абботт».
Что уж говорить о студентах и школьниках? Учебные столы всегда страдали больше других. Не являлся исключением в этом плане и наш ВМиК. На столах в аудиториях можно было встретить самые разные надписи. От банального крика души «Долой тупой матан», с припиской другой рукой «И теорвер тоже!», до нетривиального рисунка, изображающего привидение, с игривой подписью «Я люблю кефир».
Но самые оригинальные образцы «столографии» мне довелось увидеть в читальном зале университетской фундаментальной библиотеки, расположенном во втором гуманитарном корпусе. Однажды мне на глаза попалось довольно длинное четверостишие, начинавшееся словами «Кого ж любить? Кому же верить?». С величайшим удивлением я признал в надписи на столе отрывок из «Евгения Онегина»!
Другой фрагмент на другом столе оказался ещё более неожиданным. Там было выведено чернилами:
Молчи, прошу, не смей меня
будить.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не
чувствовать — удел завидный…
Отрадно спать, отрадней камнем
быть.
Значительно позже я узнал, что это тютчевский перевод четверостишия Микеланджело. Всё-таки университет – это университет! Люди здесь учатся эрудированные и неординарные.
